Борн прочитал молитву, прикоснувшись лбом к только что купленному коврику. В своей молитве он был совершенно искренен, чувствуя многовековую историю, высеченную в камне и мраморе, отлитую в золотых листьях, скрытую в ляпис-лазури, которой была отделана мечеть. Духовность приходит во многих обличьях, называется различными именами, но все они взывают напрямую к сердцу на языке древнем как мир.
Закончив, Борн встал и скатал коврик. Он задержался в мечети, наслаждаясь царящей в ней тишиной. Слабый шелест шелка и хлопка, тихий гул молитв, фон голосов, разговаривающих почтительным шепотом, – все человеческие звуки и шорохи собирались под величественным куполом мечети, кружась там, словно гранулы сахара в крепком кофе, чуть заметно изменяя вкус.
Однако на самом деле внешне сосредоточенный на священных размышлениях Борн украдкой оглядывал тех, кто заканчивал молиться. Он заметил, как один старик с тронутой сединой бородой скатал свой коврик и медленно направился к рядам обуви. Борн нагнал его как раз тогда, когда старик начал обуваться.
Старик, поправляя туфли сморщенной рукой, посмотрел на Борна.
– А вы новенький, уважаемый, – произнес он по-турецки. – Я вас здесь раньше не видел.
– Я только что приехал в Стамбул, отец, – почтительно улыбнулся Борн.
– И что же привело тебя в наш прекрасный город, сын мой?
Они направились к западной двери.
– Я ищу родственника, – сказал Борн. – Человека по имени Незым Хатун.
– Имя распространенное, – заметил старик. – Тебе известно еще что-нибудь о нем?
– Только то, что у него здесь дело, какое – не знаю, – ответил Борн. – Здесь, в Султанахмете.
– А, в таком случае, возможно, я смогу тебе помочь. – Выйдя на солнце, старик прищурился. – Есть здесь один Незым Хатун, который вместе со своими двенадцатью детьми содержит баню «Мираж-хаммам» на Байрамфирини-Сокак, это улица неподалеку отсюда. Найти ее будет совсем несложно.
Байрамфирини-Сокак – улица Праздничной Печи, проходящая параллельно Акбиюк-Каддеси, оказалась чуть спокойнее столпотворения главных магистралей Стамбула. И все же резкие, пронзительные крики продавцов, распевный речитатив уличных торговцев съестным, особая жалобно-настойчивая мелодия споров относительно цены окутывали узкую улочку плотным туманом. Байрамфирини-Сокак, крутая, словно горный склон, спускалась вниз до самого Мраморного моря. Среди лавок и постоялых дворов находилась и баня, принадлежащая Незыму Хатуну, человеку, который по заданию Фади нанял Евгения Федоровича, чтобы тот заманил Борна в смертельную ловушку на одесском пляже.
Массивная деревянная дверь бани была покрыта резьбой с византийскими мотивами. По обе стороны от нее стояли две огромные каменные вазы, в которых когда-то хранилось масло для светильников. В целом вход выглядел очень впечатляющим.
Борн засунул свой кожаный рюкзачок за левую вазу. Затем открыл дверь и вошел в тускло освещенный передний дворик. Тотчас же гул города исчез и Борна окружила обволакивающая тишина заснеженного леса. Ему потребовалось время, чтобы его слух приспособился к обстановке. Оглядевшись по сторонам, Борн обнаружил, что находится на восьмиугольной площадке, посреди которой журчит изящный фонтан. Стройные колонны поддерживали резные каменные арки, за которыми открывались тенистые внутренние дворики и тихие коридоры, освещенные неяркими лампами.
Это было похоже на вход в мечеть или средневековый монастырь. Как и повсюду в мусульманских странах, архитектура поражала своей красотой. Поскольку ислам запрещает изображать лик Аллаха и вообще все живое, мусульманским художникам приходится вкладывать свой талант в само здание и его отделку.
И не случайно баня своим внешним обликом напоминала мечеть. И то и другое является местом преклонения, открытым для всех. Поскольку в исламе важное значение имеет очищение тела, баня занимает в жизни правоверного мусульманина особое место.
Навстречу Борну вышел массажист – молодой парень с волчьим лицом.
– Мне бы хотелось встретиться с Незымом Хатуном. У нас с ним есть общий деловой партнер, Евгений Федорович.
Парень никак не отреагировал на это имя.
– Я посмотрю, свободен ли мой отец.
Пройдя таможенный контроль Вашингтонского международного аэропорта, Сорайя собралась было включить сотовый телефон, но тут увидела Анну Хельд, махавшую рукой. Сорайя ощутила прилив облегчения, обнявшись с подругой.
– Как хорошо, что ты вернулась, – сказала Анна.
Сорайя огляделась по сторонам.
– За тобой никто не следил?
– Разумеется, нет. Я в этом убедилась.
Женщины направились к выходу из аэропорта. У Сорайи неприятно покалывали нервы. Одно дело работать в окружении врагов, и совсем другое – возвратиться домой, зная, что в твое гнездо забралась ядовитая змея. Как и подобает хорошему актеру, Сорайя начала работать над своими чувствами, вызывая в памяти тот день, когда прямо у нее на глазах ее любимый пес Рейнджер попал под машину. «Ага, отлично, – подумала она, – вот и слезы появились».
Лицо Анны затуманилось беспокойством.
– В чем дело?
– Джейсон Борн погиб.
– Что? – Оглушенная этим известием, Анна застыла на месте, не обращая внимания на сплошной поток людей. – Как это произошло?
– Как выяснилось, Старик отправил по следу Борна Лернера, своего личного убийцу. Они сошлись в смертельной схватке и в конце концов погибли оба. – Сорайя тряхнула головой. – Я вернулась сюда, чтобы наблюдать за человеком, который выдает себя за Мартина Линдроса. Рано или поздно он обязательно совершит ошибку.