Предательство Борна - Страница 36

Протыкая длинной иглой крышку каждой пробирки, Ким всасывала газ, образовавшийся над поверхностью твердого вещества, после чего впрыскивала его в цилиндр газового хроматографа, избегая контакта с воздухом. Убедившись в том, что прибор настроен правильно, она щелкнула тумблером, начиная процесс разделения и анализа.

Ким записывала данные о дате, времени и номере исследуемого образца, когда дверь в лабораторию распахнулась. Обернувшись, она увидела следователя Овертона. Он был в болотно-сером плаще и держал в руках два бумажных стаканчика с кофе. Один из них Овертон поставил перед Ким. Та его поблагодарила.

Следователь выглядел еще более угрюмым, чем прежде.

– Какие новости?

Ким с наслаждением пропустила сладкий, обжигающий напиток через рот и горло.

– Через минуту нам будет известно, какой именно катализатор был использован.

– И как это мне поможет?

– По-моему, вы собирались передать это дело в Управление внутренней безопасности?

– Небывалые ублюдки. Сегодня утром двое заявились в кабинет к моему начальнику и потребовали, чтобы я передал им все свои записи, – обиженным тоном произнес Овертон. – Хотя нельзя сказать, что я этого не ждал. Поэтому я загодя приготовил еще один комплект, поскольку я намереваюсь сам расколоть это дело и швырнуть его им в лицо.

Прозвучал сигнал.

– Ну вот и все. – Ким развернулась в кресле. – Результаты готовы. – Она всмотрелась в распечатку, выданную хроматографом. – Дисульфид углерода. – Молодая женщина кивнула. – Очень любопытно. Как правило, при поджогах такой катализатор не используется.

– Тогда почему сейчас был выбран именно он?

– Хороший вопрос. Мое предположение: потому что он при горении выделяет больше тепла и предел взрываемости у него пятьдесят процентов – значительно выше, чем у других катализаторов. – Ким снова развернулась в кресле. – Если помните, я обнаружила следы катализаторов в двух местах – в ванной и под окнами. Это меня заинтересовало, и сейчас у меня есть ответ, чем это было вызвано. Хроматограф выдал мне две разные распечатки. В ванной был использован только дисульфид углерода. Но в другом месте, в спальне под окном, я обнаружила иное вещество, весьма сложное и необычное.

– Какое?

– Это не взрывчатка. Нечто более странное. Мне пришлось провести кое-какие тесты, но в конце концов я пришла к выводу, что речь идет об углеводородном соединении, которое разрушает специальные противопожарные вещества, замедляющие распространение огня. Вот чем объясняется то, что шторы мгновенно занялись пламенем, вот чем объясняется то, что сразу же прогремел взрыв, выбивший стекла. Это обеспечило доступ в комнату кислорода, поддерживающего горение, а в сочетании с отключенной системой пожаротушения максимальный ущерб от пожара за минимальное время был практически обеспечен.

– Вот почему нам не осталось ничего, даже нетронутого скелета или челюстей, по которым можно было бы достоверно опознать труп. – Овертон задумчиво почесал сизую щетину на подбородке. – Преступники подумали обо всем, так?

– Быть может, не совсем. – Ким протянула две фарфоровые челюсти, извлеченные из слива ванны. Она очистила их от копоти и пепла, и теперь челюсти блестели, словно слоновая кость.

– Верно, – согласился Овертон. – По нашим каналам в Амстердаме мы попробуем выяснить, не было ли у Якова или Льва Сильверов зубного моста. Если был, тогда мы сможем установить личность погибшего.

– Видите ли, все дело в том, – сказала Ким, – что, как мне кажется, это совсем не зубной мост.

Выхватив кусок фарфора у нее из руки, Овертон пристально изучил его в ярком свете лампы, но так и не обнаружил ничего необычного.

– А что же это такое?

– Я позвоню своей подруге. Быть может, она сумеет ответить на этот вопрос.

– О, вот как? И чем же занимается ваша подруга?

Ким посмотрела ему в лицо.

– Она работает в разведке.

Борн перелетел из Лондона в Аддис-Абебу, из Аддис-Абебы в Джибути. В дороге он почти не отдыхал, а спал еще меньше. Все его внимание было поглощено изучением всех шагов Линдроса. Эту информацию передала ему Сорайя. К несчастью, подробности оказались минимальными. В чем, впрочем, не было ничего удивительного. Линдрос шел по следу самой страшной террористической группировки в мире. Поддерживать связь в такой ситуации крайне трудно; кроме того, это могло сказаться на проблемах безопасности.

Какое-то время Борн посвящал усвоению информации, а в перерывах снова и снова просматривал видеосюжеты, которые Анна Хельд перекачала на сотовый телефон Сорайи. Теперь все эти файлы находились на портативном компьютере Борна. Особое внимание он уделял попыткам Тима Хитнера расколоть шифр, который был обнаружен при обыске Севика. Однако теперь у Борна возникал новый вопрос: шла ли речь о настоящем зашифрованном сообщении или же оно было зачем-то специально подброшено, чтобы его обнаружили и дешифровали? Перед ним открывался запутанный лабиринт взаимоисключающих предположений. Отныне каждый шаг таил в себе опасность. Одна-единственная ложная гипотеза могла засосать, подобно зыбучим пескам.

Как раз тогда Борн осознал, что он столкнулся с врагом необычайно коварным и хитрым, обладающим железной волей, с которым мог сравниться разве что только его заклятый соперник Карлос.

Борн на минуту закрыл глаза, и тотчас же из памяти всплыл образ Мари. Жена была той самой незыблемой скалой, которая помогла ему выдержать мучительные испытания, свалившиеся на него в прошлом. Но Мари больше нет. С каждым уходящим днем Борн чувствовал, что ее образ тускнеет. Он пытался за него ухватиться, однако та его часть, которая олицетворяла Джейсона Борна, не знала пощады; она не позволяла задерживать внимание на сентиментальности, на горе и отчаянии. Все эти чувства оставались в его сердце, но это были лишь тени, которые сдерживали невероятное умение сосредоточиться, свойственное Борну, и неумолимая необходимость решить смертельно опасную задачу, справиться с которой не мог больше никто. Разумеется, Борн сознавал, в чем заключается живительный родник его необычайных способностей; он знал это еще до того, как доктор Сандерленд так сжато подвел итог: им движет жгучая необходимость раскрыть загадку того, кто он такой.