Предательство Борна - Страница 69

– Ни то ни другое, – ответил Борн. Приставив кончик указательного пальца к носу, он шумно вдохнул.

– А, эта торговля процветает круглый год, – усмехнулся официант, тощий, сутулый, преждевременно состарившийся мужчина. – И много вам нужно?

– Столько ты не сможешь достать. Я занимаюсь оптом.

– Так это же совершенно другое дело, – осторожно произнес официант.

– Вот все, что тебе нужно знать. – Борн положил на стол пачку американских долларов.

Официант мгновенно смахнул их в карман.

– Знаете Привоз? Это рынок.

– Найду.

– Ряд, где торгуют яйцами, третье место от восточной стороны. Скажете Евгению Федоровичу, что вам нужны коричневые яйца, и только коричневые.

Гостиница «Лондонская», как и вся старая Одесса, построена в неоклассическом стиле, из чего следует, что во всем чувствуется дыхание Франции. И едва ли стоит этому удивляться, поскольку одним из отцов-основателей Одессы был герцог де Ришелье, бывший главным архитектором города на протяжении одиннадцати лет в начале девятнадцатого века, когда он занимал должность сначала одесского градоначальника, а затем генерал-губернатора Новороссийского края. Великий русский поэт Александр Пушкин, живший в Одессе в ссылке, как-то сказал про город, что «там все Европой дышит, веет».

Выйдя на тенистую, обсаженную липами Приморскую улицу, Борн тотчас же столкнулся с промозглым, сырым ветром, который хлестнул ему в лицо, обжигая щеки. На юге, далеко над морем, низко висели черные тучи, поливая покрытые «гусиной кожей» волны ледяным дождем.

Соленый привкус ветра с захватывающей дух стремительностью принес воспоминания. Ночь в Одессе, кровь на руках, человеческая жизнь, качающаяся на весах, отчаянные поиски цели, которые привели в то самое кафе, где он наконец ее обнаружил.

Отвернувшись от моря, Борн бросил взгляд на перечеркнутые полосами террас холмы, защищающие изогнувшуюся полумесяцем бухту. Сверившись с планом города, полученным у древнего старика, администратора гостиницы, он заскочил на ходу в проезжавший мимо трамвай, идущий до железнодорожного вокзала, расположенного на Итальянском бульваре.

Рынок Привоз, находившийся в двух шагах от вокзала, представлял собой огромное скопление всевозможной продукции сельского хозяйства, собранное под ржавой железной крышей. Торговые места располагались за бетонными блоками высотой по пояс, напомнившими Борну антитеррористические блокпосты в Вашингтоне. Со всех сторон рынок был окружен лачугами, палатками и просто раскладушками. Крестьяне приезжали не только из окрестных сел, но и издалека, и те, кому приходилось проделать долгий путь, как правило, оставались здесь на ночь.

Внутри царило буйство звуков, запахов и криков на разных языках: искаженном русском, украинском, румынском, идише, грузинском, армянском, турецком. Аромат сыра смешивался с запахом свежего мяса, корнеплодов, острых специй и ощипанной птицы. Здоровенные женщины, при виде которых Борн подумал о центральных защитниках американского футбола, в изъеденных молью кофточках и платках на голове торговали цыплятами, индейкой, поросятами. Для непосвященных рынок представлял собой абсолютно запутанное столпотворение прилавков, к которым прижимались своими внушительными животами орды дородных продавцов.

Несколько раз уточнив дорогу, Борн наконец пробрался через толчею и гам в ряд, где торговали яйцами. Сориентировавшись, он прошел к третьему месту с восточной стороны, разумеется окруженному плотной толпой. Краснолицая женщина и грузный мужчина, предположительно Евгений Федорович, оживленно обменивали яйца на деньги. Борн встал в очередь к мужчине и, подойдя к прилавку, спросил:

– Это вы Евгений Федорович?

Мужчина подозрительно прищурился на него:

– А кому он нужен?

– Я ищу коричневые яйца, только коричневые. Мне сказали прийти сюда и спросить Евгения Федоровича.

Крякнув, Евгений Федорович обернулся и что-то сказал своей напарнице. Та кивнула, не отрываясь от размеренного ритма укладки яиц в пакеты и запихивания денег в наружный карман фартука.

– Сюда, – указал кивком Евгений.

Надев поношенное пальто, он вышел из-за бетонного барьера и повел Борна к восточному выходу с рынка. Они пересекли Среднефонтанскую улицу и попали на площадь Куликова Поля. Небо стало белым, как будто огромное облако, спустившись с небес, накрыло город пологом. О таком освещении, плоском и без теней, мечтают фотографы. Оно позволяет различить мельчайшие детали.

– Как видите, эта площадь сохранила советский дух, очень мерзкий, древний, но в плохом смысле слова, – с иронией произнес Евгений Федорович. – И все же она служит нам добрую службу: не дает забыть прошлое, голод и репрессии. – Он остановился у подножия десятиметровой статуи. – Мое излюбленное место для совершения сделок – у ног Ленина. Раньше здесь толклись коммунисты. – Его мясистые плечи поднялись и опустились. – Разве можно найти местечко удобнее, а? Теперь Ленин присматривает за мной, подобно незаконнорожденному святому, которого, насколько я понимаю, низвергли в самый низший огненный круг ада.

Он снова прищурился. От него пахло, как от новорожденного – свернувшимся молоком и сахаром. Его сросшиеся брови топорщились во все стороны, подобно старой железной щетке.

– Значит, вам нужны коричневые яйца.

– В большом количестве, – подтвердил Борн. – И постоянными партиями.

– Вот как? – Устроив свой грузный зад на каменной плите в основании памятника Ленину, Евгений вытряхнул из пачки черную турецкую сигарету без фильтра. Неторопливо закурив ее, словно совершив торжественное священнодействие, он втянул в легкие дым и оставил сигарету в зубах, точно хиппи, наслаждающийся самокруткой с марихуаной. – Откуда мне знать, что вы не из Интерпола? – с тихим присвистом Евгений выпустил дым. – Или не тайный сотрудник СБУ? – Он имел в виду Службу безопасности Украины.