Директор надеялся, что своей игрой он заставит заговорщиков выйти из тени. Однако сейчас его сильно встревожил один момент: почему президент не вмешался, не защитил его от нападок? Неужели он сыграл свою роль слишком хорошо? Неужели заговорщикам удалось убедить президента в том, что он больше не может эффективно руководить ЦРУ?
Звонок раздался ровно в двенадцать минут пополуночи. Сняв трубку, Борн услышал мужской голос, назвавший перекресток в трех кварталах от гостиницы. Схватив пальто, он вышел из номера.
Ночь выдалась теплой, с моря дул легкий ветерок. Время от времени на луну в три четверти набегало прозрачное облачко. Сама луна была просто великолепная: очень белая, очень отчетливая, словно в окуляре телескопа.
Борн остановился на углу, засунув руки в карманы. В течение полутора суток, прошедших после встречи с Евгением, он только и делал, что слонялся по городу, любуясь достопримечательностями. Борн постоянно был в движении; это давало ему возможность проверить, кто за ним следит, сколько их, как часто они меняются. Он запомнил лица своих преследователей и теперь при необходимости мог их узнать в толпе из ста, из тысячи человек. Кроме того, у него было достаточно времени понаблюдать за их тактикой, за их привычками. И сейчас он мог скопировать любого из них. С другим лицом Борн запросто сошел бы за одного из них. Но для того, чтобы изменить лицо, требовалось время, а времени было в обрез. Борна беспокоило только одно. Бывали моменты, когда он был уверен в том, что преследователей рядом нет – или у них был пересменок, или он сам от скуки, чтобы убить время, ускользал от них. Однако и в эти интервалы животные инстинкты, отточенные на камне и стали, говорили, что за ним следит кто-то еще. Но кто? Один из телохранителей Лермонтова? Борн не знал, поскольку ему ни разу не удалось даже мельком увидеть своего преследователя.
У него за спиной раздалось гортанное ворчание дизельного двигателя. Борн даже не обернулся. Жутко визжа тормозами, рядом остановился микроавтобус, следующий по определенному маршруту, – так называемое «маршрутное такси». Дверь открылась, и Борн забрался внутрь.
Первым, что он там увидел, были агатовые глаза Богдана Ильича. Борн понял, что лучше не спрашивать, куда они направляются.
Маршрутка высадила их в начале Французского бульвара. Они пошли по брусчатке между раскидистыми акациями, которые так живо сохранились у Борна в памяти. Неподалеку находилась станция канатной дороги, спускающейся прямо к берегу. Борн уже бывал здесь, он был в этом уверен.
Богдан направился к станции. Борн уже готов был последовать за ним, но тут шестое чувство подсказало ему обернуться. Он отметил, что маршрутка не уехала. Водитель сидел, склонившись вперед, прижимая к уху сотовый телефон. Его взгляд метался по сторонам, не задерживаясь ни на Борне, ни на Богдане.
Канатная дорога, подобная тем, какие бывают в парках развлечений, состояла из ярких двухместных гондол, висящих на натянутом над головой скрипучем тросе. Трос проходил высоко над крутым склоном, заросшим деревьями и густым кустарником, сквозь который петляли дорожки, и спускался на пляж Отрада. В разгар лета пляж был бы заполнен бронзовыми от загара купающимися, но в это время года, в это время суток сырой песок, обдуваемый холодным ветром со стороны моря, оставался пустынным. Перевесившись через железное ограждение, Борн разглядел в лунном свете крупного бульдога, резвящегося в бледно-зеленой пене прибоя; хозяин, щуплый мужчина в надвинутой на лоб широкополой шляпе, засунув руки в огромные карманы просторного твидового пальто, прогуливался вдоль берега. Порыв ветра донес обрывок примитивной мелодии русской поп-песни, которая так же неожиданно смолкла.
– Развернись. Руки на уровне плеч, – приказал Богдан.
Борн повиновался. Огромные руки украинца ощупали его, ища оружие или записывающее устройство, которое могло бы обличить Лермонтова. Удовлетворившись, Богдан буркнул что-то невнятное и отступил назад. Он закурил; его глаза оставались пустыми.
Когда они уже заходили на станцию канатной дороги, Борн увидел подъехавшую черную машину. Из нее вышли четверо. Судя по виду, бизнесмены, одетые в дешевые костюмы восточноевропейского производства. Вот только в таком облачении все четверо чувствовали себя неуютно. Оглядевшись по сторонам, они принялись зевать и потягиваться, затем снова огляделись по сторонам, при этом каждый задержал взгляд на Борне. Тот ощутил еще один электрический разряд, посланный памятью. И это все тоже когда-то происходило с ним.
Один из бизнесменов, достав цифровой фотоаппарат, начал щелкать своих приятелей. Замигала вспышка, послышались громкие, неестественно веселые голоса.
Пока бизнесмены изображали из себя туристов, Борн и Богдан ждали, когда ярко-красная гондола доползет до бетонной площадки. Борн стоял к бизнесменам спиной.
– Богдан Ильич, за нами следят.
– Разумеется, следят. Удивляет лишь то, что ты об этом заговорил.
– Почему?
– Ты принимаешь меня за дурака? – Выхватив «маузер», Богдан небрежно навел его на Борна. – Это твои люди. Мы тебя предупреждали. Второго шанса не будет. Гондола подъехала. Садись, tovarich. Когда мы будем проезжать над лесом, я тебя убью.
В 17.33 директор ЦРУ находился в библиотеке, где и нашел его Лернер. Библиотека представляла собой просторное, почти квадратное помещение с высоким потолком. Однако книг здесь не было. Ни одного тома. Все до одной крупицы информации относительно стратегии и тактики работы ЦРУ – одним словом, совокупная мудрость всех поколений сотрудников управления – в оцифрованном виде хранились на гигантских жестких дисках, подключенных к специальному серверу. Вдоль стен были расставлены шестнадцать компьютерных терминалов.